Из цикла несвятые святые

– Ну что, – спра­ши­вал он, – не хотите сми­риться с тем, что вы хоть чего-то в этой жизни не пони­ма­ете? А если вам побы­вать при том, когда в пещеры вно­сят покой­ника, и вся­кий раз совер­шенно исче­зает запах тле­ния, вы что бы ска­зали? Тоже что-нибудь бы придумали?

Про­сти­ра­ются пещеры на мно­гие кило­метры, и какова их истин­ная про­тя­жен­ность, в мона­стыре не знал никто, даже намест­ник. Мы подо­зре­вали, что это было известно лишь отцу Нафа­наилу и архи­манд­риту Сера­фиму, кото­рый дольше всех жил в монастыре.

Как-то мои тогда еще совсем моло­дые дру­зья, иеро­мо­нахи Рафаил и Никита, раз­до­были ключи от ста­рого брат­ского клад­бища. В этой части пещер­ного лаби­ринта не хоро­нили с 1700 года, и про­ход в него был закрыт желез­ной две­рью. Осве­щая путь свеч­ными фона­рями, монахи шли под низ­кими сво­дами, с любо­пыт­ством глядя по сто­ро­нам. Справа и слева в нишах сто­яли рас­сы­пав­ши­еся от вре­мени колоды, в кото­рых прежде хоро­нили на Руси. В них жел­тели кости пред­ше­ствен­ни­ков отца Никиты и отца Рафа­ила – бра­тий мона­стыря. Через неко­то­рое время сле­до­пыты набрели на пол­но­стью сохра­нив­шу­юся закры­тую колоду. Любо­пыт­ство взяло верх, и, опу­стив­шись на колени, монахи осто­рожно при­под­няли тяже­лую крышку.

Перед ними лежал игу­мен. Тело его сохра­ни­лось совер­шенно целым, вос­ко­вой жел­тизны пальцы сжи­мали на груди боль­шой рез­ной крест.

Только лицо было почему-то зеле­ным. Опра­вив­шись от пер­вого удив­ле­ния, иеро­мо­нахи сооб­ра­зили, что при­чина столь стран­ного явле­ния – истлев­шее покры­вало зеле­ного цвета, кото­рым по древ­нему обы­чаю закры­вали лицо умер­шего свя­щен­ника. За несколько сто­ле­тий ткань пре­вра­ти­лась в пыль.

Один из мона­хов дунул: зеле­ное облако взви­лось в воз­дух, и перед взгля­дами дру­зей откры­лось не тро­ну­тое тле­нием лицо старца. Каза­лось, еще мгно­ве­ние, он откроет глаза и строго взгля­нет на любо­пыт­ных ино­ков, дерз­нув­ших нару­шить его свя­той покой. Иеро­мо­нахи, осо­знав, что перед ними в нетлен­ных мощах поко­ится неве­до­мый миру свя­той, так пере­пу­га­лись своей дер­зо­сти, что поско­рее закрыли крышку колоды и бро­си­лись нау­тек в свой два­дца­тый век.

Мы, послуш­ники, частенько ходили в пещеры, если слу­ча­лись какие-то серьез­ные про­блемы: попро­сить у вели­ких подвиж­ни­ков помощи. Мы опус­ка­лись на колени и, каса­ясь рукой гроба, про­сили у старца заступ­ни­че­ства и вра­зум­ле­ния. И помощь не застав­ляла себя ждать. Осо­бенно мы дони­мали сво­ими прось­бами старца Симеона, умер­шего в 1960 году и недавно про­слав­лен­ного в лике свя­тых. А еще Вели­кого Намест­ника архи­манд­рита Али­пия. Да и дру­гих стар­цев, кото­рые один за дру­гим после тру­дов зем­ной жизни душой ухо­дили к Богу, а телом в пещеры.

Еще одно зна­ме­на­тель­ное отли­чие и осо­бое слу­же­ние Псково-Печер­ского мона­стыря откры­лось только в XX веке.

Тро­ице-Сер­ги­ева лавра, Оптина пустынь, Киево-Печер­ская лавра, Соловки, Валаам, Саров были славны не только в Рос­сии, но и во всем хри­сти­ан­ском мире. А Печоры Псков­ские мно­гие сто­ле­тия так и оста­ва­лись не более, чем про­вин­ци­аль­ной мона­ше­ской обителью.

Однако в после­во­ен­ные годы, когда Цер­ковь стала под­ни­маться от после­ре­во­лю­ци­он­ного разо­ре­ния, неожи­данно обна­ру­жи­лось, что этот захо­луст­ный мона­стырь избран Богом, чтобы нести свое осо­бое и вели­кое служение.

Вдруг ока­за­лось, что един­ствен­ным мона­сты­рем на тер­ри­то­рии Рос­сии, нико­гда, даже в совет­ское время, не закры­вав­шимся, а зна­чит сохра­нив­шим дра­го­цен­ную пре­ем­ствен­ность мона­ше­ской жизни, была именно Псково-Печер­ская оби­тель. До 1940 года мона­стырь нахо­дился на тер­ри­то­рии Эсто­нии, а после при­со­еди­не­ния ее к СССР боль­ше­вики попро­сту не успели с ним рас­пра­виться – нача­лась война. Позже, во время хру­щев­ских гоне­ний на Цер­ковь, Вели­кий Намест­ник архи­манд­рит Али­пий сумел про­ти­во­сто­ять гигант­ской госу­дар­ствен­ной машине и не допу­стил закры­тия обители.

То, что в мона­стыре не пре­ры­ва­лась духов­ная пре­ем­ствен­ность, имело неоце­ни­мое зна­че­ние. Неда­ром именно здесь, в Печо­рах, в совет­ские 1950‑е годы было воз­рож­дено стар­че­ство – одно из самых пре­крас­ных сокро­вищ Рус­ской Церкви.

Послушничество

Непо­вто­ри­мым и, быть может, самым счаст­ли­вым вре­ме­нем мона­ше­ской жизни надо при­знать послуш­ни­че­ство. Это потом у инока будут и духов­ные взлеты, и пре­вос­хо­дя­щие вся­кое вооб­ра­же­ние собы­тия, кото­рых мир­ской чело­век даже пред­ста­вить не может. Будут победы и пора­же­ния в неви­ди­мой аске­ти­че­ской брани, уди­ви­тель­ные откры­тия – мира и самого себя. Но все равно – годы послуш­ни­че­ства не срав­нимы ни с чем.

Как-то у пре­ста­ре­лого пат­ри­арха Пимена спросили:

– Ваше Свя­тей­ше­ство, вы достигли выс­шей сту­пени цер­ков­ной иерар­хии. Но если бы сей­час можно было выби­рать, кем бы вы хотели быть?

Обычно мало­раз­го­вор­чи­вый, погру­жен­ный в себя пат­ри­арх, не заду­мы­ва­ясь, ответил:

– Послуш­ни­ком, сто­ро­жем на ниж­них воро­тах Псково-Печер­ского монастыря.

Если всеми почи­та­е­мый ста­рец-пат­ри­арх даже и место послуш­ни­че­ства в своих завет­ных, хотя и несбы­точ­ных меч­тах выбрал, можно пред­ста­вить его непод­дель­ное жела­ние вер­нуться в то дав­нее послуш­ни­че­ское состо­я­ние, когда ты впер­вые каж­дое мгно­ве­ние ощу­ща­ешь оте­че­скую заботу все­мо­гу­щего Про­мысла Божьего. Это напо­ми­нает лишь свет­лую отраду бес­пе­чаль­ного дет­ства: жизнь состоит из одних пре­крас­ных откры­тий в новом – бес­ко­неч­ном и неиз­ве­дан­ном мире. Кстати, две тысячи лет назад апо­столы, по сути, три года были самыми насто­я­щими ново­на­чаль­ными послуш­ни­ками у Иисуса Хри­ста. Их глав­ным заня­тием было сле­до­вать за своим Учи­те­лем и с радост­ным изум­ле­нием откры­вать для себя Его все­мо­гу­ще­ство и любовь.

Ровно то же самое про­ис­хо­дит с послуш­ни­ками наших дней. Апо­стол Павел сде­лал вели­кое откры­тие: «Иисус Хри­стос вчера и сего­дня и во веки Тот же». Эти слова под­твер­жда­ются всей исто­рией хри­сти­ан­ства. Меня­ются вре­мена и люди, но Хри­стос и для поко­ле­ния пер­вых хри­стиан, и для наших совре­мен­ни­ков оста­ется все Тем же.

Истин­ные послуш­ники полу­чают от Бога бес­цен­ный дар – свя­тую без­за­бот­ность, кото­рая лучше и слаще вся­кой дру­гой сво­боды. Таких истин­ных послуш­ни­ков мне посчаст­ли­ви­лось видеть немало, при­чем пре­бы­вать они могли в любом зва­нии – от мона­стыр­ского труд­ника до епископа.

Как-то, вспо­ми­нает апо­стол Мат­фей, в сере­дине лета где-то в Гали­лее уче­ники шли по тро­пинке между пше­нич­ными полями за своим моло­дым Боже­ствен­ным Учи­те­лем. По пути все изрядно про­го­ло­да­лись. Но это была не беда: апо­столы на ходу при­ня­лись сры­вать коло­сья, рас­ти­рали их между ладо­нями и ели спе­лые зерна. Но тут, как на грех, на их пути ока­за­лись закон­ники-фари­сеи. Они с бра­нью наки­ну­лись на изго­ло­дав­шихся моло­дых людей. В гла­зах закон­ни­ков апо­столы совер­шали ужас­ное пре­ступ­ле­ние: день был суб­бот­ний, а фари­сеи и книж­ники учили, что в суб­боту даже самый необ­хо­ди­мый труд запре­щен – с той похваль­ной целью, чтобы мысли чело­века не отвле­ка­лись от Бога. Но про­сто­сер­деч­ные уче­ники, не обра­щая на раз­гне­ван­ных фари­сеев вни­ма­ния, про­дол­жали свою дорож­ную тра­пезу. В их душах были мир и сво­бода. Они пони­мали, что нару­шают совсем не Боже­ствен­ный закон, а лишь его неле­пое чело­ве­че­ское тол­ко­ва­ние. Более того, – идя за своим Учи­те­лем, они как раз в точ­но­сти испол­няли запо­ведь обще­ния с Богом и сле­до­ва­ния за Ним.

Упо­и­тель­ное ощу­ще­ние без­мя­теж­ного сча­стья и сво­боды, кото­рую никто не может отнять, осо­зна­ние пре­дель­ной защи­щен­но­сти в этом мире, потому что Бог Сам взял тебя за руку и ведет к необы­чай­ной, ведо­мой лишь Ему цели, – вот что состав­ляет непо­вто­ри­мое состо­я­ние послуш­ни­че­ства. Это состо­я­ние про­хо­дит. Но, гово­рят, после дол­гих лет подвиж­ни­че­ства оно воз­вра­ща­ется в умно­жен­ной силе и в умуд­рен­ном духе.

Источник

А вот пер­со­нажи, не вызы­вав­шие у нас ника­ких сим­па­тий, с кем ассо­ци­и­ро­ва­лось все самое зло­ве­щее и оттал­ки­ва­ю­щее в судьбе Рос­сии и в миро­вой исто­рии, – Маркс, Ленин, Троц­кий, Гит­лер, руко­во­ди­тели нашего ате­и­сти­че­ского госу­дар­ства, раз­ру­ши­тели-рево­лю­ци­о­неры, – все, как один были ате­и­стами. И тогда перед нами встал еще один вопрос, сфор­му­ли­ро­ван­ный жиз­нью грубо, но опре­де­ленно: или пуш­кины, досто­ев­ские и нью­тоны ока­за­лись столь при­ми­тив­ными и неда­ле­кими, что так и не смогли разо­браться в этой про­блеме и попро­сту были дура­ками, или все же дураки – мы с пио­нер­во­жа­той Мари­ной? Все это давало серьез­ную пищу для наших моло­дых умов.

В те годы в нашей обшир­ной инсти­тут­ской биб­лио­теке не было даже Биб­лии, не говоря уж о тво­ре­ниях цер­ков­ных и рели­ги­оз­ных писа­те­лей. Нам при­хо­ди­лось выис­ки­вать све­де­ния о вере по кру­пи­цам из пер­во­ис­точ­ни­ков то в учеб­ни­ках по ате­изму, то в про­из­ве­де­ниях клас­си­че­ских фило­со­фов. Огром­ное вли­я­ние ока­зала на нас вели­кая рус­ская литература.

Мне очень нра­ви­лось по вече­рам при­хо­дить на службы в мос­ков­ские храмы, хотя я мало что там пони­мал. Боль­шое впе­чат­ле­ние про­из­вело на меня пер­вое чте­ние Биб­лии. Взял я ее почи­тать у одного бап­ти­ста, да так все и тянул, не воз­вра­щая обратно – пре­красно пони­мая, что нигде больше эту книгу не найду. Хотя тот бап­тист совсем и не наста­и­вал на возвращении.

Он несколько меся­цев пытался меня обра­тить. В их молит­вен­ном доме в Малом Вузов­ском пере­улке мне как-то сразу не при­гля­ну­лось, но я до сих пор бла­го­да­рен этому искрен­нему чело­веку, поз­во­лив­шему мне оста­вить у себя его книгу.

Как и все моло­дые люди, мы с дру­зьями про­во­дили немало вре­мени в спо­рах, в том числе о вере и Боге, за чте­нием раз­до­бы­того мною Свя­щен­ного Писа­ния, духов­ных книг, кото­рые как-то все же умуд­ри­лись найти. Но с кре­ще­нием и воцер­ко­в­ле­нием боль­шин­ство из нас тянули: нам каза­лось, что можно вполне обой­тись без Церкви, имея, что назы­ва­ется, Бога в душе. Все, может быть, так бы и про­дол­жа­лось, но одна­жды нам совер­шенно ясно было пока­зано, что такое Цер­ковь и зачем она нужна.

Исто­рию зару­беж­ного искус­ства у нас пре­по­да­вала Паола Дмит­ри­евна Вол­кова. Читала она очень инте­ресно, но по каким-то при­чи­нам, воз­можно потому, что сама была чело­ве­ком ищу­щим, рас­ска­зы­вала нам мно­гое о своих лич­ных духов­ных и мисти­че­ских экс­пе­ри­мен­тах. Напри­мер, лек­цию или две она посвя­тила древ­ней китай­ской книге гада­ний «И‑Цзин». Паола даже при­но­сила в ауди­то­рию сан­да­ло­вые и бам­бу­ко­вые палочки и учила нас поль­зо­ваться ими, чтобы загля­нуть в будущее.

Одно из заня­тий каса­лось извест­ных лишь узким спе­ци­а­ли­стам мно­го­лет­них иссле­до­ва­ний по спи­ри­тизму вели­ких рус­ских уче­ных Д. И. Мен­де­ле­ева и В. И. Вер­над­ского. И хотя Паола честно пре­ду­пре­дила, что увле­че­ние подоб­ного рода опы­тами чре­вато самыми непред­ска­зу­е­мыми послед­стви­ями, мы со всей юно­ше­ской любо­зна­тель­но­стью устре­ми­лись в эти таин­ствен­ные, захва­ты­ва­ю­щие сферы.

Не буду углуб­ляться в опи­са­ние тех­ни­че­ских при­е­мов, кото­рые мы вычи­тали в уче­ных трак­та­тах Мен­де­ле­ева и узнали от сотруд­ни­ков музея Вер­над­ского в Москве. При­ме­нив неко­то­рые из них на опыте, мы обна­ру­жили, что можем уста­но­вить осо­бую связь с какими-то непо­сти­жи­мыми для нас, но совер­шенно реаль­ными суще­ствами. Эти новые таин­ствен­ные зна­комцы, с кото­рыми мы при­ня­лись вести дол­гие ноч­ные беседы, пред­став­ля­лись по-раз­ному. То Напо­лео­ном, то Сокра­том, то недавно умер­шей бабуш­кой одного из наших при­я­те­лей. Эти пер­со­нажи рас­ска­зы­вали порой необы­чайно инте­рес­ные вещи. И, к нашему без­мер­ному удив­ле­нию, знали под­но­гот­ную каж­дого из при­сут­ству­ю­щих. Напри­мер, мы могли полю­бо­пыт­ство­вать, с кем это тай­ком гуляет до позд­ней ночи наш одно­каш­ник, буду­щий извест­ный режис­сер Алек­сандр Рогожкин?

И немедля полу­чали ответ: «С вто­ро­курс­ни­цей Катей». Саша вспы­хи­вал, сер­дился, и было совер­шенно ясно, что ответ попал в самую точку.

Но слу­ча­лись «откро­ве­ния» еще более пора­зи­тель­ные. Одна­жды в пере­рыве между лек­ци­ями один из моих при­я­те­лей, осо­бенно увле­кав­шийся этими опы­тами, с крас­ными от бес­сон­ных ночей гла­зами кидался то к одному, то к дру­гому одно­каш­нику и страш­ным шепо­том выспра­ши­вал, кто такой Михаил Гор­ба­чев. Я, как и осталь­ные, ничего не слы­шал о чело­веке с такой фами­лией. При­я­тель объ­яс­нил: «Сего­дня ночью мы спро­сили у “Ста­лина”, кто будет пра­вить нашей стра­ной. Он отве­тил, что какой-то Гор­ба­чев. Что за тип, надо выяснить!»

Через три месяца мы были ого­ро­шены изве­стием, на кото­рое раньше не обра­тили бы ника­кого вни­ма­ния: кан­ди­да­том в члены Полит­бюро избран Михаил Сер­ге­е­вич Гор­ба­чев, быв­ший пер­вый сек­ре­тарь Став­ро­поль­ского край­кома партии.

Но чем дальше мы увле­ка­лись этими захва­ты­ва­ю­щими экс­пе­ри­мен­тами, тем яснее ощу­щали, что с нами про­ис­хо­дит нечто тре­вож­ное и стран­ное. Без вся­ких при­чин нас все больше охва­ты­вали без­от­чет­ная тоска и мрач­ная безыс­ход­ность. Все вали­лось из рук. Неумо­ли­мое отча­я­ние овла­де­вало нами. Это состо­я­ние нарас­тало из месяца в месяц, пока нако­нец мы не стали дога­ды­ваться, что оно как-то свя­зано с нашими ноч­ными «собе­сед­ни­ками». К тому же из Биб­лии, кото­рую я так и не вер­нул бап­ти­сту, вдруг выяс­ни­лось, что подоб­ные заня­тия не только не одоб­ря­ются, но, как там напи­сано, про­кляты Богом.

Но все же мы еще не осо­зна­вали, что столк­ну­лись с бес­по­щад­ными и до неправ­до­по­до­бия зло­ве­щими силами, вторг­ши­мися в нашу весе­лую, без­за­бот­ную жизнь, от кото­рых никто из нас не имел ника­кой защиты.

Как-то я остался ноче­вать у дру­зей в обще­жи­тии. Мой сокурс­ник Иван Лощи­лин и сту­дент с режис­сер­ского курса Саша Оль­ков усе­лись за свои мисти­че­ские опыты. К тому вре­мени мы уже несколько раз давали зарок бро­сить все это, но ничего не могли с собой поде­лать: обще­ние с зага­доч­ными сфе­рами влекло к себе как наркотик.

На сей раз мои дру­зья воз­об­но­вили пре­рван­ную нака­нуне беседу с «духом Гоголя». Этот пер­со­наж вещал все­гда исклю­чи­тельно образно, язы­ком начала XIX века. Но сего­дня он почему-то не отве­чал на наши вопросы. Он жало­вался. Сте­нал, сето­вал, раз­ры­вая сердце. Рас­ска­зы­вал, как ему невы­но­симо тяжело. И глав­ное, про­сил о помощи.

– Но что с вами про­ис­хо­дит? – недо­уме­вали мои друзья.

– Помо­гите мне! Ужас, ужас!.. – закли­нало зага­доч­ное суще­ство. – О, как нестер­пимо тяжело! Умо­ляю вас, помогите!

Все мы искренне любили Нико­лая Васи­лье­вича Гоголя и так же искренне думали, что бесе­дуем именно с ним.

– Но что мы можем для вас сде­лать? – спра­ши­вали мы, от всего сердца желая помочь столь люби­мому нами писателю.

– Помо­гите! Прошу, не остав­ляйте! Страш­ный пла­мень, сера, стра­да­ния… О, это нестер­пимо, помогите…

– Но как? Как мы можем вам помочь?!

– Вы и правда хотите меня спа­сти? Вы готовы?

– Да, да, готовы! – горячо ото­зва­лись мы. – Но что мы должны сде­лать? Ведь вы в дру­гом мире.

Дух помед­лил и осто­рожно ответил:

– Доб­рые юноши! Если вы и вправду готовы сжа­литься над страдальцем…

Источник